Однажды, примерно через полгода после возвращения Фрэнка, Мэгги вошла в гостиную и застала мать в кресле у окна — Фиа смотрела в сад, там Фрэнк подрезал розовые кусты. Она обернулась на звук шагов, и что-то в ее невозмутимом лице пронзило сердце дочери… Мэгги порывисто прижала руки к груди.
— Ох, мама! — беспомощно прошептала она.
Фиа посмотрела на нее, покачала головой и улыбнулась.
— Ничего, Мэгги, ничего.
— Если бы я хоть что-нибудь могла сделать!
— А ты можешь. Просто вот так держись и дальше. Я тебе очень благодарна. Теперь ты мне союзница.
ЧАСТЬ VI. 1954 — 1965. ДЭН
Глава 17
— Так вот, — сказала матери Джастина, — я решила, что буду делать дальше.
— Я думала, все давно решено. Ты же собиралась поступить в Сиднейский университет, заниматься живописью.
— Ну, это я просто заговаривала тебе зубы, чтобы ты не мешала мне все как следует обдумать. А теперь мой план окончательный, и я могу тебе сказать, что и как.
Мэгги вскинула голову от работы (она вырезала тесто для печенья формой-елочкой: миссис Смит прихварывала, и они с Джастиной помогали на кухне). Устало, нетерпеливо, беспомощно посмотрела она на дочь. Ну что поделаешь, если девчонка с таким норовом. Вот заявит сейчас, что едет в Сиднейский бордель изучать на практике профессию шлюхи — и то ее, пожалуй, не отговоришь. Ох уж это милейшее чудовище Джастина, сущая казнь египетская.
— Говори, говори, я вся обратилась в слух. — И Мэгги опять стала нарезать елочки из теста.
— Я буду актрисой.
— Что? Кем?!
— Актрисой.
— Боже милостивый! — Тесто для печенья снова было забыто. — Слушай, Джастина, я терпеть не могу портить людям настроение и совсем не хочу тебя обижать, но… ты уверена, что у тебя есть для этого… м-м… внешние данные?
— Ох, мама! — презрительно уронила Джастина. — Я же не кинозвездой стану, а актрисой. Я не собираюсь вертеть задом, и щеголять в декольте до пупа, и надувать губки! Я хочу играть по-настоящему, — говорила она, накладывая в бочонок куски постной говядины для засола. — У меня как будто достаточно денег, хватит на время, пока я буду учиться, чему пожелаю, верно?
— Да, скажи спасибо кардиналу де Брикассару.
— Значит, все в порядке. Я еду в Каллоуденский театр Альберта Джонса учиться актерскому мастерству и уже написала в Лондон, в Королевскую Академию театрального искусства, попросила занести меня в список кандидатов.
— Ты уверена, что выбрала правильно, Джасси?
— Вполне. Я давно это решила. — Последний кусок окаянного мяса скрылся в рассоле; Джастина захлопнула крышку. — Все! Надеюсь, больше никогда в жизни не увижу ни куска солонины!
Мэгги подала ей полный противень нарезанного елочками теста.
— На, сунь, пожалуйста, в духовку. И поставь стрелку на четыреста градусов. Да, признаться, это несколько неожиданно. Я думала, девочки, которым хочется стать актрисами, всегда что-то такое изображают, а ты, кажется единственная, никогда никаких ролей не разыгрывала.
— Ох, мама, опять ты все путаешь, кинозвезда одно дело, актриса — совсем другое. Право, ты безнадежна.
— А разве кинозвезды не актрисы?
— Самого последнего разбора. Разве что кроме тех, кто начинал на сцене. Ведь и Лоуренс Оливье иногда снимается в кино, Фотография Лоуренса Оливье с его автографом давно уже появилась на туалетном столике Джастины; Мэгги считала, что это просто девчоночье увлечение, а впрочем, как ей сейчас вспомнилось, подумала тогда, что у дочери хотя бы неплохой вкус. Подружки, которых Джастина изредка привозила в Дрохеду погостить, обычно хвастали фотографиями Тэба Хантера и Рори Кэлхоуна.
— И все-таки я не понимаю. — Мэгги покачала головой. — Ты — и вдруг актриса! Джастина пожала плечами.
— Ну, а где еще я могу орать, выть и вопить, если не на сцене? Мне ничего такого не позволят ни здесь, ни в школе, нигде! А я люблю орать, выть и вопить, черт подери совсем!
— Но ведь ты так хорошо рисуешь, Джасси! Почему бы тебе и правда не стать художницей, — настаивала Мэгги.
Джастина отвернулась от громадной газовой печи, постучала пальцем по баллону.
— Надо сказать работнику, пускай сменит баллон, газа почти не осталось; хотя на сегодня хватит. — В светлых глазах, устремленных на Мэгги, сквозила жалость. — Право, мама, ты очень непрактичная женщина. А ведь предполагается, что как раз дети, когда выбирают себе профессию, не думают о практической стороне. Так вот, имей в виду, я не намерена подыхать с голоду где-нибудь на чердаке и прославиться только после смерти. Я намерена вкусить славу, пока жива, и ни в чем не нуждаться. Так что живопись будет для души, а сцена — для заработка. Ясно?
— Но ведь Дрохеда тебе дает немалые деньги! — С отчаяния Мэгги нарушила зарок, который сама же себе дала — что бы ни было, держать язык за зубами. — Тебе вовсе не пришлось бы подыхать с голоду где-то на чердаке. Хочешь заниматься живописью — сделай одолжение. Ничто не мешает.
Джастина встрепенулась, спросила с живостью:
— А сколько у меня на счету денег, мама?
— Больше чем достаточно — если захочешь, можешь хоть всю жизнь сидеть сложа руки.
— Вот скучища! Под конец я бы с утра до ночи только трепалась по телефону да играла в бридж; по крайней мере матери почти всех моих школьных подруг больше ничем не занимаются. Я ведь в Дрохеде жить не стану, перееду в Сидней. В Сиднее мне куда больше нравится, чем в Дрохеде. — В светлых глазах блеснула надежда. — А хватит у меня денег на новое лечение электричеством от веснушек?
— Да, наверно. А зачем тебе это?
— Затем, что тогда на меня не страшно будет смотреть.
— Так ведь, кажется, для актрисы внешность не имеет значения?
— Перестань, мама. Мне эти веснушки вот как осточертели.
— И ты решительно не хочешь стать художницей?
— Еще как решительно, благодарю покорно. — Джастина, пританцовывая, прошлась по кухне. — Я создана для подмостков, сударыня!
— А как ты попала в Каллоуденский театр?
— Меня прослушали.
— И приняли?!
— Твоя вера в таланты собственной дочери просто умилительна, мама. Конечно, меня приняли! К твоему сведению, я великолепна. И когда-нибудь стану знаменитостью.
Мэгги развела в миске зеленую глазурь и начала осторожно покрывать ею готовое печенье.
— Для тебя это так важно, Джас? Так хочется славы?
— Надо думать. — Джастина посыпала сахаром масло, до того размякшее, что оно заполнило миску, точно сметана: хотя старую дровяную плиту и сменили на газовую, в кухне было очень жарко. — Мое решение твердо и непоколебимо, я должна прославиться.
— А замуж ты не собираешься? Джастина презрительно скривила губы.
— Черта с два! Всю жизнь утирать мокрые носы и грязные попки? И в ножки кланяться какому-нибудь обалдую, который подметки моей не стоит, а воображает себя моим господином и повелителем? Дудки, это не для меня!
— Нет, Джастина, ты просто невыносима! Где ты научилась так разговаривать?
— В нашем изысканном колледже, разумеется. — Джастина быстро и ловко одной рукой раскалывала над миской яйцо за яйцом. Потом принялась яростно сбивать их мутовкой. — Мы все там весьма благопристойные девицы. И очень образованные. Не всякое стадо безмозглых девчонок способно оценить всю прелесть таких, к примеру, латинских стишков:
Некий римлянин из Винидиума
Носил рубашку из иридиума.
Говорят ему:
— Не странно ль ты одет? -
А он в ответ: «Id est bonum sanguinem praesidium» 13 .
Губы Мэгги нетерпеливо дрогнули.
— Конечно, очень неприятно признаваться в своем невежестве, но все-таки объясни, что же сказал этот римлянин?
— Что это чертовски надежный костюм.
— Только-то? Я думала, услышу что-нибудь похуже. Ты меня удивляешь. Но хоть ты и очень стараешься переменить разговор, дорогая дочка, давай вернемся к прежней теме. Чем плохо выйти замуж?
13
Хорошая защита для тела (лат.)